— Антивирусы? — глаза Рино бегали по монитору.

— И их тоже.

— Значит, вы должно быть хорошо знаете свойства разных вирусов.

— Да, знаю.

— Прекрасно, — Садри отвернулся от компьютера и посмотрел на нее. — Тогда скажите, может ли вирус самоуничтожиться при попытке взлома?

— Теоретически может. Если в нем есть специальная команда. Хотя… — Лилиан задумалась. — В самоуничтожении вируса нет никакого смысла.

— Почему же?

— Потому что вирус — это специальная программа, направленная на осуществление определенных вредных действий в компьютере. Когда он попадает в операционную систему, он тут же начинает исполнять предписанные ему команды. Я хочу сказать, что когда вирус уже сделал свое черное дело, в самоуничтожении даже при попытке взлома нет смысла.

— К сожалению, но именно это и произошло, — признался агент. — Мы пытались вскрыть этот пресловутый «Гефестион 13», и он сам себя удалил.

Тревис лишь развела руками в ответ.

— Лилиан, вы могли бы нам помочь? — попросил Садри.

— Что? — она удивленно посмотрела на него. — Вы просите меня о помощи? В том, чтобы обвинить нас в хакерстве?

— В том, чтобы найти виновного, — поправил ее Рино. — Я не хочу никого ни в чем обвинять, тем более без каких-либо веских доказательств. Но я вижу, что вы — прекрасный специалист, и ваша помощь будет очень весомой для нас.

— В ФБР нет хороших программистов? — Лилиан усмехнулась.

Садри не ответил и лишь смотрел на нее.

— Ладно, — сдалась она. — Я помогу вам, но лишь с той целью, чтобы доказать, что «Риверс Текнолоджис» не занимается такими грязными делами, как распространение компьютерных вирусов.

Глава 6

В маленьком кафе на Мэдисон авеню было как всегда спокойно и уютно. Играла медленная музыка, изредка нарушаемая звоном колокольчика на двери, оповещающего о появлении очередного посетителя.

— Как дела в лаборатории? — Гарри помешал сахар в чашке с чаем и поднял глаза на своего собеседника.

— Идут, — ответил парень, сидевший напротив него.

— Ты подумал о том, что я тебе говорил? — спросил Голдфилд.

— Гарри, это невозможно, — парень покачал головой.

— Но почему?

— Потому что ты просишь меня о том, чего я не могу сделать!

— Дэвид, я не прошу тебя выносить из лаборатории ваши образцы, — Голдфилд придвинулся к нему. — Я лишь прошу дать мне метод…

— Говори потише! — Дэвид перебил его. — Нас же могут услышать, — он обвел тревожным взглядом кафе, в котором они сидели.

— Можно подумать, что все вокруг только и делают, что слушают, о чем мы говорим, — Гарри скрестил руки на груди. — Скажи, чего ты хочешь.

— Чтобы ты меня не просил…

— Дэвид, это вопрос жизни и смерти, — Голдфилд с мольбою посмотрел на него. — Моей жизни!

Его собеседник молчал.

— Ты все равно не сможешь это сделать, — произнес он наконец. — Ты не сумеешь обеспечить все те лабораторные условия, что нужны для осуществления твоего замысла.

— Я все сделаю, — поспешил уверить его Гарри.

Дэвид с сомнением посмотрел на него.

— Ты знаешь, сколько это все стоит? — спросил он.

— Средства — не проблема, — Голдфилд покачал головой. — У меня они есть.

— Как странно, у тебя есть деньги на такой грандиозный проект, и при этом ты живешь в крохотной съемной квартирке в неприметном районе Манхеттена, — задумчиво произнес Дэвид.

— Мне и этого хватает, — пробормотал в ответ Гарри. — Хватит с меня дворцов.

Между ними воцарилось тягостное молчание. Голдфилд первый решился его нарушить.

— Ты единственный человек в этом мире, которому я доверяю и которого считаю своим другом, — проговорил он. — Я прошу тебя, Дэвид… нет, я… я тебя умоляю, помоги мне.

— Ты — сумасшедший…

— Ты прав, — Гарри кивнул. — У меня больше нет рассудка, так же, как и нет во мне больше здравого смысла. Я кажусь тебе безумным, Дэвид? Что ж, так оно и есть.

— Ты безумен не потому, что хочешь это сделать, — произнес парень, сидевший напротив. — Ты безумен, потому что твердо веришь в то, что все получится.

— А мне больше ничего не остается, — Голдфилд сделал тяжелый вздох, — больше ничего не остается.

Его последние слова прозвучали, словно эхо.

— Я не знаю, Гарри, я правда не знаю… Если я выкраду те документы, что тебе нужны, и потом об этом будет известно… Я даже представить не могу, что со мной будет.

— Не надо ничего красть. Просто сделай копии.

Дэвид смотрел на него, раздираемый на части сомнениями.

— Дай мне еще немного времени, — попросил он. — Мне нужно все как следует обдумать. Скопировать все чертежи и расчеты не так легко. Это огромная кипа бумаг!

— А как насчет памяти вашего компьютера? — подсказал Гарри. — Работники лаборатории наверняка ввели все эти данные в память компьютера.

— И что?

— Я могу научить тебя как скопировать эту информацию, — Голдфилд улыбнулся. — Я дам тебе специальный чип, на который ты сможешь все записать. Но для этого ты должен точно мне сказать, где именно находятся нужные файлы.

— Что я должен для этого сделать?

— Сесть за компьютер и как следует в нем покопаться. Я объясню как. Я мог бы прийти к тебе в лабораторию и…

— Не надо, — с тревогой перебил его Дэвид. — Ради всего святого, не приходи в лабораторию. Я сам к тебе зайду, сегодня вечером.

— Хорошо, — Голдфилд улыбнулся. — Я буду тебя ждать.

Пелла. 1015 год.

Старый Андреас налил в чашку ароматный напиток из глиняного кувшина и поставил его перед Гефестионом.

— Угощайся, — произнес он, по-отечески улыбаясь своему молодому гостю. — Спасибо, что пришел проведать меня, старика.

— Ты же знаешь, мне всегда приятно приходить к тебе, — ответил македонянин, делая глоток.

— Если бы мои дети думали так же, как и ты, Димитрий, — его собеседник вздохнул. — Они почти никогда не приезжают ко мне.

— Приедут, вот увидишь, — Гефестион улыбнулся.

Попасть в родной город почти через тысячу лет разлуки было для него чудом. После долгих веков скитаний и мучений, македонянин рвался на Родину, словно там были ответы на все мучившие его вопросы. Странствуя то с караваном купцов, то со случайными пилигримами, а то и в одиночестве, Гефестион медленно, но верно приближался к родной земле. Однажды по дороге ему встретился одинокий монах, с которым они разговорились и стали попутчиками. Монах рассказал ему о том, что путешествовал в северные земли и теперь возвращается домой, в Галикарнас. Как-то во время разговора он спросил Гефестиона, крещенный ли он, на что тот отрицательно покачал головой. К тому времени македонянин уже давно принял монотеистическую религию и не верил ни в Зевса, ни в прочих античных богов. И когда монах предложил ему принять крещение, он, не долго раздумывая, согласился. Тогда священник крестил его в маленькой речушке и дал ему новое христианское имя — Димитрий.

Оказавшись в Галикарнасе, Гефестион нанялся моряком на корабль, отплывавший к берегам Македонии. После долгого плавания, а затем путешествия с греческими торговцами он, наконец, оказался в Пелле.

Первые дни он, словно не в себе, бродил по городу, узнавая родные места. И каждый раз его сердце сжималось от боли, когда он видел, как все изменилось за прошедшую тысячу лет. Придя на то место, где когда-то был дом его отца, Гефестион не выдержал и зарыдал. Беспомощно опустившись на камни развалин, он готов был прильнуть к ним губами, чтобы еще хоть раз, на мгновенье ощутить давно утраченное тепло. Македонянин просидел на руинах целый день. Плача и повторяя имена родителей, Гефестион звал их и молил забрать его к себе.

Та ночь была последней, что он провел в месте, которое навсегда осталось для него родным домом. Возможно, утром Гефестион задержался бы еще хотя бы на одну минуту, если бы знал, что покидает его в последний раз. Но он не знал об этом и, сжав в сердце всю боль, медленным шагом направился в сторону дворца, где когда-то родился и жил один из самых главных в его жизни людей, наперсник и дорогой друг, Александр.